Не знаю, что на меня находило в ее присутствии, но прочность моих брюк подвергалась серьезному испытанию. Наверное, виноват какой-то особенный запах, источаемый ею, природы которого я пока не понимал. Говоря с ней о каких-то малосущественных мелочах, я глазами скользил по округлости ягодиц и представлял упругое и ритмичное их прикосновение к моим бедрам. Заговорить с ней прямо я не решался — боялся спугнуть.
Изящная грациозная, будто лань, с крепкой попкой и торчащими холмиками грудей, она заводила меня даже будучи одета в вязаный свитер и мешковатые штаны.
В один прекрасный — день, когда мы шли через густые заросли, я повернул ее, поцеловал и, взяв ладонями за округлые половинки, сильно притянул к себе, прижимая лобком к напрягшемуся члену. Я почувствовал дрожь, прокатившуюся по ее телу. Я ожидал возмущения, слез, толчка в грудь, слов разочарования — всего, кроме того, что произошло на самом деле.
— Я дам, малыш, — сказала она, — только не здесь, не сейчас. Потерпи.
Я был настолько поражен услышанным, что даже не поинтересовался, почему она меня, человека на три года старше, называет малышом. Атмосфера принужденности, преследовавшая меня все предыдущие дни, бесследно испарилась. На мгновение я еще раз почувствовал прикосновение ее тела: на этот раз она сама прижалась ко мне. Теперь я понял суть упомянутого мной аромата. Это был запах желания. Настроение мое резко поднялось. Я понял, что нашел не только понимание, но и готовность идти навстречу.
Через три дня на даче у моего приятеля мы пили домашнее вино и изнывали от желания поскорее уединиться. В конце концов, мне удалось договориться о том, что мезонин будет на некоторое время в нашем безраздельном пользовании. С каким же замиранием сердца мы взлетели по крутым ступенькам! Впившись губами друг в друга, мы стремительно действовали, желая друг друга! Я задрал ее блузку, торопливо расстегнул лифчик и освободил белую грудь с большими розовыми кружочками сосков; легонько притянул к себе, прижимая твердеющие сосочки к своей уже освобожденной ею от рубашки груди.
Я расстегнул ее джинсы и почувствовал, как она изнемогает от желания. Оттянув краешек трусиков, увидел густое и плотное руно, покрывавшее весь сладкий треугольник. Признаться, я не любил столь небритых девиц, но здесь был особенный случай! Разгребая эти заросли, я двинулся вниз, к сладкому таинству женского тела, наполнив ладонь парой нежных увлажнившихся губок. Затем отдернул руку и стал стаскивать с нее джинсы, но они не хотели слезать, а она — помогать. В эти секунды она завладела моим напряженным членом, мяла его в руке и водила головкой по своему руну.
Глаза ее были закрыты, ротик — приоткрыт, хриплое дыхание то и дело прерывалось негромким стоном. Скомканные две пары джинсов, переплетенные с мужскими трусами и украшенные изящными женскими трусиками, в хаотическом беспорядке валялись на полу. Она поспешно легла на спину, слегка разводя коленки и притягивая меня к себе. Я очень старался не спешить и действовать обдуманно.
С каким же наслаждением я почувствовал прикосновение ее бедра. Моя рука не могла оторваться от теплого лохматого уголка. Подземные силы в моем теле не дремали; они требовали новых жертв во имя наслаждения. Я произнес шепотом сакраментальную фразу, которую произносили миллионы мужчин до меня:
— Раздвинь пошире ножки.
Она послушно подчинилась. О, этот восторг соприкосновения лобками мужского и женского обнаженных тел! Член лег на лобок, прижатый сверху моим телом; яичками я почувствовал горячую влагу ее сокровища. Чуть ниже и… головка вошла в нее, но ничего не произошло. Я замер, не решаясь двигаться дальше. Она помогла мне, притягивая к себе со словами:
— Не бойся, малыш, входи полностью… на всю глубину…
И я так вошел, что она застонала и изогнулась. И тут же почувствовал, что она отдавалась мне: открыв свою глубину, она предоставила возможность делать с ней все, чего я хочу. Она открыла глаза. В них было упоительное выражение женской похотливости, которое заставило меня еще горячее заработать бедрами, а ее порывисто задвигаться мне навстречу.
На секунду мне вспомнилась сценка случки собак, на которую я наткнулся в пустынном дворике. Кобель облапил суку и в бешеном темпе работал задом. Та же стояла неподвижно, и движущийся в ее глубинах кобелиный отросток можно было угадать только по ее напряженности и ни на что не похожей влажной поволоке в глазах. Мы напоминали сейчас именно эту собачью пару…
Мы продолжали двигаться навстречу друг другу. Я почувствовал, что член начинает каменеть и подкатывается ослепительная вершина наслаждения. Она тоже это почувствовала и зашептала:
— Только не в меня, малыш! Слышишь, только не в меня!
Меня смутил этот трезвый подход. Но это было эгоистично: ей ведь труднее было забыть о последствиях. В самый последний момент я стремительно выхватил член и обильно исторгся в ладонь, защищая от опасных брызг ее доступную глубину.
О, как часто мы стали видеться после этого! В моменты, когда не было дома ее матери, Елены Николаевны, дамы интеллектуальной и едкой, мы никогда не отказывались от близости и совокуплялись во всех мыслимых и немыслимых позах. Мы благодарили судьбу за то, что она дала шанс встретиться двум острым желаниям.
Я не был у нее первым, но именно со мной она почувствовала доступность и реальность блаженства. Мы стали приобретать стаж как любовники, оттачивать ощущения, искать какие-то новые нюансы. Я наслаждался прекрасным — минетом в ее исполнении. Она делала его не очень технично, но жадно: купала головку в озере горячей слюны, высекала искры из моих глаз, играя с ней быстрым и острым кончиком языка, сильно и долго сосала. Но чего-то мне не хватало.
— Знаешь, когда я пойму, что мы достигли полного взаимопонимания? — однажды сказал я. — Когда ты сама, без провокации, расстегнешь мне брюки, достанешь член и сделаешь минет.
На следующий день она посреди разговора расстегнула мне брюки и толкнула в кресло. По-хозяйски достав уже напрягшийся орган, она провела тщательную ревизию. Открыв головку, запустив руку между ног, огладив внутреннюю поверхность бедер и согрев в ладошке яички, сняла с глянцевитой раздувшейся головки какую-то невидимую соринку, а потом утопила ее во рту. Я взвыл и чуть не полез на стенку. Дальше все было, как во сне.
Время от времени я привставал и начинал совершать быстрые и мелкие движения членом, запихивая его поглубже в глотку. Она останавливала меня, когда я делал это слишком сильно, и продолжала поджаривать мой отросток на адском огне наслаждения. Еще несколько минут я медленно подбирался к вершине, а потом в судороге нестерпимой сладкой боли извергался в ее жадно поглощающий мое семя рот.
В сладком мареве мы трахались в воде, принимая вдвоем ванну. Пару раз я сделал попытку войти в ее попочку, предварительно щедро смазав тугой вход шампунем, но ей это не понравилось и она резко вырывалась всякий раз, когда я подносил свой член к ее анусу.
Она не упускала возможности почувствовать свою власть. Положив меня на спину, садилась на корточки так, чтобы ее бутон раскрылся прямо над моим лицом. Заставляла меня выставлять кончик языка и начинала быстро работать попочкой, прикасаясь клитором к моему носу, а сладкой дырочкой к языку. Быстро и сильно возбуждаясь, она впадала в транс. Тогда ее движения замедлялись, и она обильно истекала прозрачным тягучим соком и поила им меня. Я с восторгом глотал его: никакой нектар не смог бы с ним сравниться.
Мне запомнился один случай, когда мы собирались поехать в город. Для начала мы, конечно, утолили жажду. Сначала — работая язычками, а затем — сплетясь в тугой содрогающийся узел. Потом приняли душ и стали одеваться. Она села в кресло, чтобы передохнуть.
Я увидел глубокую тень, запавшую под край юбки между коленками в черных колготках, и не смог остановить свои пальцы, заскользившие по бедру навстречу теплому манящему уголку. Мы даже не разделись, как следует. Она полулежала в кресле, содранные колготки с трусами валялись рядом, юбка была высоко задрана.
Я остервенело, запихивал в нее член, торчащий из расстегнутой ширинки. Член ходил плотно и сладко, и она очень бурно кончила. И решила еще раз ублажить головку язычком. Мы никуда не пошли в тот вечер: после четырех половых актов и трех минетов я чувствовал себя полностью выжатым, да и у нее личико заметно позеленело.
В этот день я позволил себе остаться после прихода Елены Николаевны. Наверное, я совершил оплошность. Одну ее зеленую физиономию еще можно было как-то объяснить. Но поразительное наше с ней сходство прямо сказало проницательной мамаше о характере наших отношений. Впрочем, это все равно когда-нибудь открылось бы.
Елена Николаевна ничего тогда не сказала. Но я не мог не почувствовать какую- то странную напряженность. Она была непривычно резка по отношению к дочери и чуть не довела ее до слез.
Наверное, я не очень удивился, услышав на следующий день из телефонной трубки голос Елены Николаевны.
— Я бы хотела с Вами поговорить, — сказала она.
— Зайдите ко мне. Наташи сейчас нет дома.
Не скрою, что по пути легкий холодок раз-другой да пробегал по моей спине от различных картин, которые я вырисовывал себе. Мне рисовались милиционеры с протоколами и кровожадные абреки с длинными кинжалами. Но я прекрасно понимал, что бегать от разговора глупо, и гнойник придется вскрыть.
Она встретила меня, провела в комнату и, не предлагая сесть, стала за креслом, положив руки на его спинку. Надо сказать, что к своим 40 годам у нее сохранилась прекрасная фигура, почти ничем, разве что более явной округлостью, не уступавшая дочке.
— Вы, наверное, догадываетесь, чем я собираюсь с Вами говорить, — начала она.
Голос ее едва заметно дрожал:
— Меня интересует характер ваших отношений с Натальей.
— Мы с ней друзья, — начал я уклончиво, — и очень хорошо понимаем друг друга.
— Ну, хорошо. А Вы не собираетесь предложить ей выйти за Вас замуж?
— Да вроде пока не было таких планов.
«Так, — подумал я, — вот оно, петля начинает затягиваться».
— Я хочу, чтобы Вы подробно рассказали мне, чем вы с Наташей занимаетесь наедине!
Я просто потерял дар речи. Она не отрывала от меня глаз. После слишком затянувшейся паузы я бодро ответил:
— Болтаем, — и, бросая собаке кость, с натугой продолжил, — целуемся…
— Прекратите! — презрительно прервала она меня.
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду половые сношения!
Я опять замолчал и, наверное, сильно побагровел. Во всяком случае, щеки мои горели. Она смотрела каким-то странным взглядом, видимо, на что-то решаясь.
— Я Вам помогу, — сказала она неожиданно.
— Покажите, как Вы это с ней делаете.
Мгновение спустя, не сводя с меня глаз, она взялась за верхний край своих брюк и резко опустила их вниз вместе с трусами. Я оторопело смотрел на открывшееся мне зрелище. Передо мной была копия лобка моей подружки. Елена Николаевна выжидающе смотрела на меня. Драгоценные мгновения истекали, и она вновь взялась за край брюк. Я почувствовал, что через секунду потеряю все. Упав на колени и вцепившись в ее ягодицы, я остервенело, всосался в ее пах. Если бы не шкаф за спиной, она, наверное, упала бы.
Еще через несколько минут она лежала на шкуре какого-то зверя в своей спальне, а я изо всех сил бил членом в ее разверзшуюся пропасть. Она выла от восторга, но я не испытывал обычного удовольствия от близости. Это было что-то вроде домашней работы — заколачивание гвоздя, чтобы изба не развалилась.
Закатив глаза, она громко стонала в такт моим движениям и вдруг забилась в конвульсии оргазма, а буквально через минуту, не выпуская меня из себя, ринулась за следующим. Любая моя попытка остановиться или уменьшить напор вызывала у нее истерическую реакцию. Она, видать, решила попользоваться мной по полной программе.
«Ну, что ж, — подумал я, — давай будем играть по твоим правилам!»
— Лена, — сказал я, — ты, наверное, не хочешь, чтобы я сейчас остановился?
Она безмолвно обхватила меня ногами и принялась вдавливать в себя.
— Когда придет Наташа, мы с ней совокупимся, — сказал я.
Она на несколько секунд замерла, а потом опять начала меня вминать.
— Мы будем заниматься этим у тебя на глазах, — снова остановился я, обалдевая от собственных слов.
На этот раз пауза была чуть больше, но тоже благополучно разрешилась. Как-то странно всхлипывая, судорожно дрожа, как лист на ветру, она продолжала нанизывать на меня свое нутро. Потом напряглась всем телом, мышцы ног натянулись, как струны, живот задубел. Кончила она с громкими истерическими воплями, так сильно хватая меня за запястья, что там остались синяки.
Я посмотрел в ее невидящие глаза, на раздувшиеся ноздри, капельки пота, катившиеся по щеке, и вздохнул. Вытащив из распаренных глубин все еще не отдавший свой сок член, смоченный ее обильной влагой, я грубо и сильно воткнул его ниже, в ее коричневую дырочку.
Он вошел сразу, пусть и не так легко, как во влагалище. О, да дамочка-то опытная! Она хрипло дышала и едва слышно стонала, вздрагивая, когда я загонял свой стержень по самые яйца в ее задницу. Я схватил ее за бедра, еще несколько раз качнул и кончил внутрь ее кишок. С чавкающим звуком вынул член, бессильно отвалился в сторону. Она, не говоря ни слова, повернулась на бок и я увидел, как из сжавшегося ануса по ягодице скользнула капелька моей спермы. Вновь захотелось чего-то… нет, к черту! Домой.
Я отправился в ванную приводить себя в порядок, потом оделся и подошел к ней, все так и лежавшей с закрытыми глазами. Я накинул на нее плед, потом повернулся и направился к выходу. К моему счастью, один из замков двери оказался английским.
